Игумен Кирил (Сахаров)

Мои впечатления от посещения Преображенской обители 

Старообрядцев в Москве я впервые посетил в 1973 году, когда приезжал сюда на летние каникулы после 9-го класса средней школы. Был я тогда и на Рогожском и на Преображенке у безпоповцев. Помню свое недоумение в беседе с одной безпоповкой: «А как же причастие? А мощи?» «Мощи после реформы Никона ушли под землю, а причастие мы принимаем духовно» - таков был ответ.

Приведу выдержку из моего дневника – запись от 7 июня 1984 года о беседе со старостой федосеевской моленной на Преображенке Чувановым М.И. «Я переписываюсь с одним православным священником. У меня сохранилось много его писем. Он называл меня "дорогим старцем". Старообрядческий архиепископ Никодим, когда я знакомился с ним вскоре после его избрания, сказал мне: "Присоединяйтесь к нам". А я ему: "Нет, вы к нам", на том и расстались. Нашу моленную в 30-е годы не закрывали, но четырех активистов, в том числе и меня, взяли - вернулся только я один...»

В середине 70-х мне, тогда студенту светского вуза, высокий колоритный старик-поморец, высоко воздев руку с двуперстным сложением, объяснял символику двуперстия. Незабываемая старица Дарья Гавриловна. Помню, как она с возмущением рассказывала о том, как видела крещение младенцев через обливание в Елоховском соборе. Могла процитировать слова какого-нибудь императора из династии Комнинов или слова «иже во святых отца нашего N» из какого-либо поучения. В делах веры была непреклонна, горела ревностью, в то же время могла быть и очень мягкой и сердечной.

Помню как однажды, вскоре после открытия Данилова монастыря, мы с отцом Евлогием (ныне архиепископ Владимирский и Суздальский) побывали на Преображенке. После общения с настоятелем о. Леонидом Кузьминовым по моему предложению зашли в старообрядческую половину храма. О. Евлогий: «Мой дед был истинным старообрядцем и отец до конца крестился двуперстно, а мать была православной». Дарья Гавриловна сказала ему тогда: "Что же Вы отошли от главной линии, и не «спасибо» надо говорить, а «Спаси Христос». О. Евлогий (после выхода от старообрядцев): "Патриарх Никон перегнул, с плеча рубанул, и получилось разделение".

Петр Николаевич Хвальковский - высокий, сухой, лет 70-ти человек, с необычайно живыми, по-детски добрыми глазами, усадил меня на правом крылосе на скамейку, и мы начали разговор. Я достал альбом с фотографиями Данилова монастыря и начал рассказывать о строительстве, богослужении и т. д. Сейчас же вокруг нас собрались люди и посыпались вопросы. В основном интересовались старообрядными моментами в жизни монастыря. Супруга Петра Николаевича, дородная женщина в белом платке, лет 60-ти, указывая на фотографии, на платы в иконостасе Покровской церкви, говорила: "Наша сестра вышивала". Петр Николаевич сказал, что добровольно приходили работать в монастырь и старообрядцы из их прихода. Петр Николаевич - интеллигентный начитанный человек, на войне был офицером. После службы читал слово о свт. Иоанне Златоусте (был день его памяти). Запомнилось повествование о трясении гроба царицы до тех пор, пока не были перенесены в столицу мощи святителя. Попросил Петра Николаевича высказать свое мнение по поводу моих предложений о шагах по устранению средостений между нами. На вопросы отвечал со знанием. По поводу выражения сожаления за гонения сказал, что этот пункт надо усилить. Необходимо выразить не сожаление, а покаяние, и осудить не гонения, а физическое истребление.

А как забыть большого труженика, недавно отошедшего ко Господу, наставника федосеевской общины Афанасия Иванова?! На всю жизнь в моей памяти запечатлелась картина: зимой, рано утром почти столетний старец бодрой походкой идет в моленную. Потрясающе он смотрелся на фоне монастырской стены в почти безлюдной столице! Безпоповцы отличаются более строгим подходом к ряду важных вещей. Я не специалист по церковному пению, но, несомненно, наонное пение, которое практикуется, правда, не у всех безпоповцев (у федосеевцев да, у поморцев нет) – оно более древнее и более одухотворенное. Да, да – то самое «коряво-мудреное». Рискну привести такое сравнение (это мое субъективное впечатление): наонное пение – это тонкая ручная художественная вышивка, а наречное (как обычно поют) подобно фабричной выделке. Наонное пение – это одухотворенная живая икона, а наречное – заводская литография (сравнения, конечно, условны и относительны).

Пару лет назад побывал в Пасхальный вечер у федосеевцев. Вот она, Преображенка - одно из самых моих любимых мест в столице. Есть у безпоповцев много особенностей, которых нет у других. Речь не о священстве и Таинствах, которые у них отсутствуют (кроме крещения), а о том, трудно уловимом, что насыщает атмосферу, о тех деталях, которые не встречаются в других местах.

Обратил внимание, что на детей никто не шикает – они чувствуют себя более-менее вольготно. Несколько молодых людей под 2 метра ростом (мелькнуло в голове «похожи на стрелы»), в выутюженных кафтанах, потом мне сказали, что это внуки почившего в весьма почтенном возрасте наставника Афанасия Мокеевича Иванова.

От порога до иконостаса красная дорожка - такие расстилают, когда встречают архиерея. Тут никого встречать не собираются. Я здесь со всеми своими санами и регалиями абсолютно никем не востребован и никому не интересен. Я это сознаю и потому никак и не выпячиваюсь. Тяжела ноша «никонианского куратора старообрядчества» - как меня назвали на одном старообрядческом форуме.

Войдя в моленную, как всегда на пару минут задерживаюсь в притворе. Здесь несколько намоленных икон с потемневшими ликами Богородицы, печально-проникновенно взирающей на входящих в дом молитвы. Всегда почему-то в этом темном притворе возникает ассоциация со временем монголо-татарских погромов Руси: пожарища, кровь рекой, крики раненых, громкое ржание лошадей. И на весь этот апокалипсис печально взирает Пресвятая Дева. Кажется, что отблески от лампад на ее лике – это отблески пожарищ осажденных русских городов. А в Ее взгляде – концентрация боли и сострадания к страждущему русскому народу. Собственно в моленной, у дверей, придется стоять пару часов службы, присесть с больными ногами не удастся. Интересно понаблюдать в эти несколько минут до начала службы за прихожанами – как они общаются между собой, как их «обслуживают» за свещным ящиком, как идет подготовка к службе. Раньше вся эта «кухня» была за скобками моего внимания, а теперь было интересно посмотреть.

«За молитв святых отэц наших…» - внушительно-протяжно возглашает наставник. Тонкая струйка кадильного фимияна серебрится в солнечных лучах, проникающих через узкие окна под дугообразным сводом. Напоминает «благодатный огонь» в Иеросалиме, которым хочется умыться. Мобилизовавшись, во все внимательно всматриваюсь и вслушиваюсь. Такое впечатление, что мои глаза стали подобны фарам, фиксирующим мельчайшие детали, а уши – локаторам, схватывающим все услышанное. «Христос Воскрэсэ из мэртвых…» - истово, бодро-пружинисто запели певцы, властно овладевая вниманием.

Практически сразу после моего появления подошел узнавший меня наставник о. Георгий. В молодости он, служа в ВДВ, имел за плечами 25 прыжков с парашютом, ходил в голубом берете и его грудь украшали значки и медали. Поприветствовал, поинтересовался здоровьем. Узнав о проблемах с ногами, предложил присесть, процитировав при этом Златоуста. А я вспомнил слова митрополита Филарета (Дроздова) (немало доставившего неприятностей местным аборигенам): «Лучше сидя думать о Боге, чем стоя о ногах». Сразу после о. Георгия к входным дверям подошел один из молившихся мужчин. Его сменил официальный дежурный, ненадолго отходивший из храма. «Смена караула» произошла изящно: легкими, исполненными достоинства поклонами, стражи порядка чинно разошлись. Присаживаться было неудобно, казалось, что неподвижно стоящий за моей спиной, напоминавший таинственного сфинкса, дежурный, сам не крестясь (значит, наверное, «женатик», полноценно в церковной службе не участвует), внимательно отслеживает мои малейшие телодвижения. Взмахни резко рукой, чтобы почесать ухо или лоб, как он, подумав, что крещусь, сзади навалится, заломив руку: «Не положено!» Некоторые возгласы на службе делал и другой наставник – совсем уже немощной старец Валерий. Он сидел, сильно съежившись – только «одуванчик» копны седых волос виднелся. Скрипучим, но довольно высоким старческим голоском о. Валерий заканчивал службу отпустом и исходными поклонами. После каждой песни пасхального канона певчие, преимущественно женщины, сходились на середину храма на катавасию. Все, несмотря на Пасху, в черных (по иноческому уставу) платках. Некоторые в довольно длинных, развевающихся при движении – они напоминали редких, диковинных птиц. Обратило еще на себя внимание, что в ответ на пасхальное приветствие «Христос Воскресе!» молящиеся отвечали негромко, дабы не создавать помех чинности службы – цельной, безыскусной, без всяких «спецэффектов».

Самым поразительным в рассказе федосеевского наставника было то, что служба на Марьино стояние продолжалось у федосеевцев с 16:00 до часу ночи. Великий канон пелся нараспев. На каждом запеве молящиеся делали по 6 метаний – в общем сложности их было 1600.

«Самое трудное – это крестить, не каждый сможет. Надо себя сначала перебороть» - заметил наставник.

Помню, когда еще в юности осматривал эту моленную, предполагая за крестом увидеть Царские врата, ведущие во святая святых – алтарь. Каково же было разочарование, когда я буквально лбом уткнулся не в алтарную преграду, а в глухой иконостас, расположенный прямо на стене.

По окончании службы было впечатление, что насыщенное молитвой пространство моленной как бы пульсирует. Прошелся по храму – все живое, подлинное: иконы, свещи, люди. Прошелся и по территории монастырского комплекса. Аскетический пейзаж, напоминающий Соловки и Валаам.

Какой контраст с умиротворяющей душу обстановкой в доме древлеправославной молитвы!

Хорошее впечатление на меня произвел ревностный поморец (ныне наставник) Василий Федотович. Несколько лет назад он с рюкзачком обходил деревни Владимирской области в поисках «последних из могикан» - своих единоверцев, живущих здесь. Поразило, что за 43 года (столько же лет назад я впервые побывал на Преображенке) своего пребывания в общине Василий Федотович ни разу не зашел к соседям – в ту половину храма, где располагается община РПЦ («только у порога стоял, когда нужно было что-то передать»). На мое приглашение посетить нас, ответил уклончиво: «Вот когда будут у вас сдвиги… (по-видимому, в сторону безпоповства – иг. К.)». На мое замечание, что по своему статусу он мог быть уже митрофорным протоиереем или даже епископом, улыбнувшись, сказал: «Главное – Господу угодить и людям не досадить».

В память о всех исповедниках древлеправославия во дворе моленной воздвигнут поклонный крест.

По пути на службу напротив своего храма вижу горку земли – рабочие приготовили для зеленых насаждений. Механически захожу в храм, не перекрестившись. И тут же моментально всплывает картина, когда Василий Федотович, идя к моленной, засмотрелся в нашу сторону. Поднимается на ступени храма, заносит руку для крестного знамения, потом, сокрушенно покачав головой, дает задний ход. Спускается по ступеням – все как в обратном движении видеоленты. Спустившись, уже как положено истово крестится. Эта мини сцена говорит об очень многом – трепетном и благоговейном отношении к святыне, сознании своей ответственности. Люди, подобные этому наставнику, воздействуют на других не «плетением словес», за которыми порой ничего не стоит. Своим молчаливым примером они научают благочестию.

Запомнил из беседы с поморцами у их церковной лавки: «Кукушкин (председатель поморской общины в 70-е годы прошлого века – иг. Кирил) был очень доступным, простая душа». Об отношении к РПЦ: «Некоторые ее священники к нам относятся почтительно, а другие ненавидят. Мы не можем идти в Патриаршую церковь – вас приглашаем в старую веру, вернуться на путь благочестивых предков. Да, мы птенцы одного гнезда, но мы продолжили путь на восток, а вы уклонились на запад. Мы за восстановление христианской семьи, но на строгой основе канонов и традиций Древней Церкви».

На обратном пути другой мой спутник сказал: «Надо же, Вас еще помнят старые прихожане. Ведь в годы юности Вы здесь часто бывали». Я в ответ: «Люблю их. Мне нравятся эти простые русские люди».

Вспоминаю встречу с поморскими наставниками. Жиганков Андрей Викторович (совсем как Езеров – известный белокриницкий начетчик). Светящийся от сугубого поста, борода до пояса, очень темпераментный, улыбка на лице периодически меняется на суровое выражение. «С какой целью мы собрались, для чего это? Как хотите, чтобы я говорил: толерантно или прямо?» Только я раскрыл рот, чтобы пролепетать в пользу среднего варианта, как жестко прозвучало: «Буду говорить прямо, не толерантно!» Мои спутники поежились, обезпокоенно посмотрели по сторонам (потом один из них говорил, что стал опасаться физического воздействия и «телесного озлобления». Я, сняв было свои теплые полусапоги, судорожно заерзал ногами под столом, стремясь их надеть – на всякий случай). Андрей Викторович стал метать «гром и молнии». Посетовали хозяева на то, что о решении о снятии клятв на старые обряды мало кто знает из среды РПЦ МП: «Недавно от соседей к нам приходила женщина, которая трясла книгой Димитрия Ростовского «Розыск о раскольнической Брынской Вере». Мы не видели ни одного учебника, где бы наряду с троеперстием упоминалось бы двуперстие. И потом, если говорят, что эти вещи не важные, к вере не относятся, то зачем же тогда гнали тех, кто отстаивал старый чин?!»

Лет 15 назад на Покров после службы я с большой группой прихожан посетил поморцев. Мне хотелось, чтобы прихожане побывали в атмосфере древлеправославного храма, пообщались лицом к лицу с носителями старой веры, услышали бы ответы на свои вопросы. К сожалению, до сих пор еще бытует представление, что это была если уж не попытка захвата, то уж точно «для того чтобы присмотреться» (у нас действительно тогда были большие сложности, чреватые потерей своего храма). Ну что же, каждый имеет право на свое суждение…

Хотел бы в заключение сказать безпоповцам следующее. Какой же силы ужасный стресс вы испытали в середине 17 века, когда проводилась печальной памяти реформа патриарха Никона! Когда «резали по живому» и «ломали через колено»! Сколько горя и боли вы испытали, сколько поношений вы перенесли! Я не осуждаю вас, хочу больше понять вас, оценить и порадоваться всему тому, что вы бережно храните. Я не дерзну вынести вам суровый приговор, бросить в вас камень, видя вашу ревность и ваши труды. Я не могу себе представить не только то, что все, что вы делаете, все ваши молитвы и посты – это все всуе, безполезно, как некоторые дерзают говорить. Верю, что даже искренний покаянный вздох, кому бы он ни принадлежал, не останется незамеченным у Человеколюбивого Владыки – тем более ваши труды. И если этими немногими добрыми словами в ваш адрес, хоть чуть-чуть порадовал вас, то могу сказать, что я счастлив.

Низкий поклон старообрядцам, сохранившим духовное наследие Святой Руси! Дай Бог, чтобы как можно больше наших соотечественников восприняли в полном объеме это духовное богатство.