Игумен Кирилл (Сахаров). Знаменный распев как концепция строя жизни России

Одно из самых моих любимых чинопоследований Православной Церкви - всенощное бдение. Со времени моего переезда в Москву в 1974 году я не помню, чтобы мне пришлось пропустить хоть одну из всенощных в канун воскресных дней и двунадесятых праздников. Когда же я слышу, что кто-то из священников совершает Литургию без всенощного бдения или даже без утрени, меня это шокирует: ну как же так, ведь в церковных правилах говорится, что, поступая так, священник смертно согрешает.

Мистический смысл всенощного бдения заключается в напоминании о сотворении мира, блаженстве в раю, грехопадении, изгнании из рая и раскаянии. А параллельный смысл, как мы это можем воспринимать, это грехопадение России и грехопадение каждого из нас. Мир был сотворен не таким, какой он есть сейчас, ведь Бог «не пощадил первого мира» (2Пет. 2:5.), и страна наша была не такой разоренной, как сейчас, и человек был задуман на Тройческом совете не таким, каким, увы, стал каждый из нас…

И вот наступает день субботний. Позади насыщенная рабочая неделя, а сегодня у многих выходной. Устав в этот день полагает послабление в пище, даже если это период поста.

Удар в колокол. На часах 14.30. Не рановато ли? Но на то оно и всенощное бдение. После каждого удара звонарь читает 50-й псалом. Стало быть, не надо опрометью бежать в храм, есть время «на раскачку». Да, это совсем другой ритм, все не спеша, все с серьезным настроем: не суетясь, входишь в алтарь, творишь три земных поклона и, приложившись к престолу, в положении ниц читаешь «прощение». Оно будет читаться еще не раз: и перед облачением, когда все священные одежды на плече, и в конце малой павечерницы, и по окончании всенощного бдения, и при выходе из алтаря.

До начала бдения служится малая вечерня и малая павечерница — службы, предшествующие всенощной, которые предусмотрены Уставом, но затем как-то «выпали» из него и теперь не служатся не только в приходских храмах, но, к сожалению, и в большинстве монастырей.

15.00. Пора начинать малую вечерню. Она, как и следующая за ней малая павечерница, настраивает на всенощное бдение, духовно разогревает.

Звучит красивый благовест. В храме мерцает море лампад, и горят пока только три свечи — у Спаса, Богородицы и иконы праздника. Люди стоят в несколько стройных рядов, поклоны совершают все одновременно, как одна волна: священник, хор, прихожане — все как единое Тело Христово. Именно так молились наши благочестивые предки.

Отверзаются Царские врата, и начинается каждение алтаря. Клубы пахучего смолянистого ладана наполняют святая святых. Эти минуты в храме напоминают первые строки Библии: «Земля же была безвидна и пуста, и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:2).

«Восстаните! — Господи, благослови. — Слава Святей Единосущней Животворящей и Неразделимей Троице…». Священник или уставщик запевают: «Приидите поклонимся…». Сколько в распеве этих призывных слов умиления, смирения, благоговения!

«Благослови, душе моя, Господа», — начинает читать чтец на середине храма псалом 103-й, а хоры попеременно поют его избранные стихи («Дати пищу им во благо время» и др.).

На великой ектенье — особое прошение о «пособити и покорити под нозе ея [державы нашей] всякого врага и сопостата», которое как нельзя актуальнее звучит именно в последнее время.

А сколько молитвенной силы в пении псалма «Блажен муж»!

А «Господи воззвах…»! Нет «пулеметной очереди» в пении «Положи, Господи, хранение устом моим», которое повсеместно сокращается в современной практике,  звучит неспешный распев с припевами: «Услыши ны, Господи», «Воззвах Тебе, спаси мя», «Христе Спасе, помилуй нас».

Каждение совершается не как принято в последнее время механически по кругу, а вырисовывается восьмиконечный крест. Два взмаха кадила (первый раз повыше) и третий раз крестообразно с поклоном. Если кадишь людей, то произносишь слова: «Дух Святыи (в цитатах сохранена древняя орфография: Й в древних текстах отсутствует) найдет на вас, и сила Вышняго осенит вас», а молящиеся на третий взмах кадила отвечают поклоном со словами: «Дух Твой Благии наставит мя на землю праву». Символическое значение каждения — указание на ветхозаветные жертвы, изображающие страдание и смерть Спасителя. Вместе с тем каждение для каждого стоящего — для укрепления и ниспослания благодати в его каждодневной готовности принести в жертву ветхозаветную, падшую часть своего «я», отречься от нее.

На сугубой ектенье - ряд прошений, которых нет в обычном чине: «Об отцех наших духовных», «о всех служащих и о послуживших во святем храме сем», «о творящих милостыню» и т. д.; и неизменно в конце каждого прошения — «о здравии и о спасении». Можно помянуть имена «всех благотворящих ко святому храму сему», это необычно для современного чина.

Непременно совершается лития; если под праздник, то и с хлебами. И все это время — от «Господи воззвах» до шестопсалмия (эксапсалмов — по-старому) — возжены все свечи.

Эксапсалмы. В храме погашены все свечи. Абсолютная тишина. По преданию, время чтения эксапсалмов — время Страшного Суда. Как проникновенно звучат эксапсалмы, когда их читают погласицей!

После великой ектеньи — «Бог Господь…»: естественно, каждый стих отдельно. Тропари на «Бог Господь» читаются; пропеваются только их окончания.

Кафизмы обычно читаются, но могут и пропеваться их избранные стихи, остальное содержание при этом читается «втай». Это поморская традиция, которая в нашем храме применяется изначально. Дело в том, что первым уставщиком нашего храма был А. Н. Соколов — известный исследователь древнего пения. Во многом благодаря именно ему перед нами раскрылся духовно прекрасный мир древнего благочестия.

Теперь о таком важном моменте всенощной и ее кульминации, как полиелей (полиелеос — по-старому).

Здесь есть существенные различия с новообрядческой практикой. Дело в том, что «Хвалите Имя Господне…» в воскресные дни по церковному уставу поется не всегда, как это повсеместно бывает, а только в определенные периоды. Это первое. Второе — воскресные «непорочны» (стихиры (в древних текстах – стихеры) с припевом: «Благословен еси Господи, научи нас оправданием Твоим») по старому уставу поются не после, а до «Хвалите Имя Господне». Так бывает всегда.

Отмечу еще две особенности праздничных служб. Каждение всего храма на полиелосе всегда совершается на «Хвалите Имя Господне», а на пении величаний — поклонение иконе праздника или чествуемого святого. Логично, не правда ли? Допустим, престольный праздник в честь какого-либо святого приходится на воскресный день. Как было бы по новому уставу? Прикладывались бы одновременно и к Евангелию, и к иконе праздника. Не так по старому уставу. Вначале идет прикладывание к иконе святого (при пении величаний ему, на полиелосе), а потом уже к Евангелию. Если народу много и не все успели приложиться к иконе, ее переносят в придел, где после прочтения Евангелия продолжается поклонение. Нужно отметить, что Евангелие в этом случае читается празднику или святому, а собственно воскресное Евангелие читается после великого славословия.

Каждение всего храма совершается при пении «Хвалите Имя Господне», а если оно не поется, то тогда священник начинает кадить после воскресных «непорочных». Евангелие, если даже служба совершается с диаконом, как и прокимен перед ним, читается в алтаре. После прочтения Евангелие ставится на престоле до конца пения «Воскресение Христово видевше…», а не держится диаконом лицом к народу.

Интересно отметить практику подхода к Евангелию. К Евангелию подходят парами, по два человека, ограждая себя крестным знамением, произносят молитву: «Со страхом и любовию приступаю Ти, Христе, и верую словесем Твоим» и совершают земной поклон. Затем произносят вторую молитву: «Страхом убо греха ради, любовию же спасения ради» и совершают второй земной поклон. Затем, оградив себя крестным знамением (без поклона), произносят Исусову молитву: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя, грешнаго», целуют Святое Евангелие и правую стопу изображенного на нем Исуса Христа. Поклон священнику со словами: «Прости мя, отче святый». Поклон друг другу со словами: «Христос посреде нас» — «и есть и будет». Поясной поклон всем молящимся.

Помазание освященным елеем на обычной всенощной в субботу не совершается. В праздники же помазание бывает на первом часе от лампады праздника. Помазывает священник подходящих к нему двумя перстами.

Устав предусматривает несколько чтений в течение всенощного бдения, например, после кафизм. На практике эти чтения (толкование на воскресное Евангелие, святоотеческие поучения) читаются редко. В нашем храме они читаются по шестой песни канона.

«Богородицу песньми возвеличим» — священник (или диакон) возглашает не у иконы Богородицы справа от царских врат, а у престола.​

Два слова о поклонах во время всенощного бдения.

Поклоны строго регламентированы. Не принято креститься на ектеньях. Обязательно крестятся трижды на «Приидите поклонимся…», на «Святый Боже…», «Аллилуиа» (за исключением середины эксапсалмов), в конце прошений, заканчивающихся словами «Рцем вси», при пении и чтении «Воскресение Христово…» и великого славословия, во время чтения «Сподоби, Господи…», «Буди Имя Господне…». Крестимся без поклонов в начале молитв «Царю Небесный…», «Верую…», при возгласе «Вонмем» перед чтением Евангелия. Крестимся и кланяемся один раз: на словах «Слава Тебе, Господи…» перед и после чтения Евангелия; на первом и последнем величании празднику (земной поклон); на первой и девятой песнях всех канонов при первых запевах; после каждого запева «Честнейшую Херувим…» (после последнего — земной поклон).

Многократно в течение всенощной оба хора сходятся на средине. Во-первых, это подчеркивает важность момента и, во-вторых, думается мне, позволяет певцам «не закисать» на одном месте во время долгой службы.

Перечислим моменты, когда совершается сход певцов на средину храма.

На вечерне:

- в конце стихир на «Господи воззвах» — «Яко утвердися милость Его на нас» — и стоят до прокимна включительно;

- на литии и на стиховне.

На утрени:

- на последнем величании праздника или святого;

- на каждой катавасии;

- на великом славословии.

Вот так, неспешно помолясь, духовно насыщенные, под колокольный звон (если день праздничный), расходимся восвояси, благодаря Подателя всех благ Господа.

А теперь несколько слов о богослужебном пении.

В конце 103-го псалма звучат совершенно особенные музыкальные звуки, сохранившиеся только в крюковых рукописях: «Ай-нэ-нэ!». Это так называемые «Анэнайки» — от греческого «А-ни-на», — как нам объяснял на лекциях головщик собора Спаса Нерукотворного Образа бывшего Андроникова монастыря Борис Павлович Кутузов. Это сохранившиеся у каждого народа от древности экстатические восклицания. Существует мнение, что это архаизмы, и петь их не надо. Однако эти восклицания и восторг — от сошествия Святаго Духа на апостолов, когда над ними все смеялись и говорили, что они напились сладкого вина: «И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать» (Деян. 2:3-4). «И вси начаша глаголати… странными учении, странными повелении Святыя Троицы» (стихира Троице на хвалитех, гл. 4).

Хор поет фиты: на одной гласной букве, на одном слоге пропевается от 20 до 50 звуков. По мнению Б. П. Кутузова, «фиты — самые красивые элементы знаменного распева, которые совершенно отсутствуют в партесном западном пении, которое процветает сейчас в нашей Церкви. Фиты передают состояние мистического восхищения» (цитируется по воспоминаниям устной лекции).

Замечу, что эти анэнайки и фиты поются в начале всенощного бдения — в конце 103 псалма, в котором так красочно изображается сотворенный Богом мир. При этом живописании у псалмопевца, а вслед за ним и у поющих, как бы захватывает дух, уже не хватает слов и только раздаются восклицания восторга, подобно тому, как это было у апостолов в день Пятидесятницы.

Знаменный распев — это не просто некое древнее пение, а целая концепция соборности. Здесь нам открывается утраченная звучащая красота Святой Руси, для нас воскрес из небытия голос, которым Святая Русь на протяжении многих веков общалась с Богом. Что же произошло с Россией, если она утратила свое мощное одноголосье, если даже в монастырях прижилось многоголосное партесное пение, пришедшее с Запада? Чем оно отличается от знаменного, которое Россия почти забыла и утеряла? Не утеряла ли она с ним самого главного — свою душу, бытийную основу и внутреннюю сущность?

Вопрос восстановления древнего богослужебного пения — вопрос эсхатологический, считает композитор, распевщик, преподаватель Московской духовной академии И. В. Мартынов. Его взгляд на эту проблему следующий. Сейчас у нас в Церкви существует многоголосное гармоническое пение, которое дано нам по грехам нашим. Все первое тысячелетие православное пение было одноголосным. В многоголосье молитва одебеливается материей, а одноголосное пение не материально. Одноголосие — ряд звуков, образующих линию, которая в нашем восприятии неизбежно вызывает образ чистой длительности, не связанной ни с каким материальным объектом. А одновременно звучащие звуки вызывают пространственные, телесно-материальные ассоциации. Любое многоголосие чревато телесностью. Партесное (многоголосное) пение возникло вследствие церковных нестроений, расколов, когда от полноты Вселенской Церкви откололась сначала католическая, а затем протестантская церковь. Впоследствии это западное влияние проникло через Украину и в Россию. Партесное пение — это душевный, а не духовный уровень, в отличие от одноголосного. В партесном пении мелодия идет за эмоцией. Такой образ молитвы — чувственно-мечтательный, экзальтированный — осуждается святыми отцами и приводит к прелести…

«Знаменный распев — это духовное делание, очень здоровое в мистическом плане, здесь минимальная возможность впасть в прелесть, — так объяснял на своих лекциях Б. П. Кутузов. — Знаменный распев устраняет все, что связано с телесностью. Задача знаменного распева не вызывать переживаний, а направить человека на путь преображения, очистить от аффектов, страстей. Знаменный распев — мужественный, без хроматизмов, строго диатонический, с удобной тесситурой, так что удобно петь всем голосам. В отличие от партесного пения, где происходит постоянное соперничество и конфликты между тенором, сопрано, басом. Регенту приходится все гасить, задавая такую высоту, на которой было бы удобно петь одному из голосов и на которой остальные неизбежно должны ломать себя и срывать голоса, поэтому каждый поет свою партию. Какая уж тут молитва! Это уже не церковное пение. В партесном пении происходит разделение певцов, поскольку каждый хочет солировать. В унисонном одноголосном пении певцы братски поддерживают друг друга, это и есть церковное соборное пение» (цитируется по воспоминаниям устной лекции⁾…

Россия утеряла соборность в церковном пении: в большинстве храмов и монастырей поют «партиями», как в миру, лишь изредка услышишь отдельные песнопения знаменным распевом и то — как вставные номера.

Вот здесь и кроется корень многих наших бед! Русский человек давно расстроил исконный лад своей жизни под влиянием Запада, которое коснулось и сердцевины духовной жизни — молитвы. Знаменный распев — это не просто древнее пение, это концепция жизни: органическая концепция, в которой человек существует не сам по себе, как атомизированный индивид на Западе, а связан родственными узами с миром, Богом и себе подобными.

В знаменном распеве певцы «братски поддерживают друг друга», а их вразумляет и наставляет Господь. Певцы становятся соработниками Богу и ангелами, восстанавливается реально звучащая иерархическая лестница, которая возводит человека на Небеса.

В своем храме святителя Николы на Берсеневке мы услышали, как за богослужением сливаются хор земной и хор небесный, и поняли, что такое «ангелоподобное пение»: когда вместе с хористами поют ангелы, и мир обретает на время богослужения давно утраченную цельность, мир становится единым собором, соединяющим всех живших на земле со всеми живущими на Небесах. Мы слышим хор, который не поет, а молится: истово, бесстрастно, строго…

Правильное духовное пение вырастает из правильного же строя жизни. Россия утратила соборную органическую традицию — как концепцию жизни, как мироощущение, и извратила ее партесным пением в богослужении. Кто мы, если мы можем молиться под партесное пение? На уровне нации мы давно уже выпали из средневековой органической традиции, на которой держалась Святая Русь, разорвали родственно-иерархические связи любви между Богом, миром, людьми.

К счастью, на рубеже веков Россия не смогла сменить свое универсальное органическое мировоззрение на атомистическое западное — либерализм не смог укоренится. Затем в течение 70 с лишним лет XX века Россия пыталась выработать ложное органическое тоталитарное мировоззрение и создать новую, принудительную соборность в виде безликого усредненного коллективизма, держащегося на насилии.

Какие пути открылись перед Россией после падения тоталитарного режима на рубеже веков? Неужели мы хотим пойти по западному пути и превратиться в атомизированных индивидов, находящихся в конфликтно-консенсусных отношениях между собой и окружающим миром и устанавливающих отношения с Богом по своему произволу? Знаем ли мы, православные, как надо правильно славить Бога? Чем мы отличаемся от католического или протестантского менталитета? В области церковного пения мы к ним приближаемся все больше и больше. Но где наше одноголосие? Где же наше исконное пение? Пока мы только можем гордиться лишь отсутствием органа в наших храмах, хотя и этот вопрос с завидной периодичностью поднимается в либеральных православных кругах с начала XX века. Что сейчас происходит в наших церквях и большинстве наших монастырей? Партесное пение с его соперничающими партиями разных голосов и индивидуальные предстояния каждого перед Богом: рядом все чужие или малознакомые, случайные лица.

Мы привыкли к подобному партесному, душевному, почти оперному пению в приходских храмах и даже монастырях, к наемным хорам с разговаривающими, когда не поют, певцами, выходящими покурить на шестопсалмии, не скрывающими своих честолюбивых притязаний на солирование, расстраивающих этим соборную молитву братии и прихожан. А уж подобное пение, да еще в монастыре, какое же это извращение святоотеческих традиций!

Правильное духовное пение вырастает из правильного строя жизни. Для Православия — это соборность, но тогда Россия не должна идти по пути имитации западного либерализма, на который ее последние десятилетия усердно толкают некие демократические силы. А матрица соборности — это знаменный распев, соборный по своей сути, и «малое стадо» — малая община в миру, управляемая духовными лицами.

Мы выпали из ложных вертикальных структур, не желая вписываться в горизонтальные западные. Восстановление соборности означает восстановление во всей полноте вертикальных иерархических личных связей каждого с Богом и горизонтальных с ближними, с миром. Оно также предполагает переход из категории изолированного субъекта, в которой мы все оказались по недоразумению, в более высокое нерасчлененное состояние вертикальных и горизонтальных линий, скрепляющих всех невидимыми духовными нитями любви к Богу и между собой. Нам предстоит сплести заново эту духовную систему координат и занять в ней свое место; после основанного на насилии и страхе 70-летнего ложного тоталитарного иерархизма восстановить присущий России истинный иерархический строй жизни.

От страха перед всесильным государством — к страху Божьему. Знаменный распев — живой голос средневековья, символ и утерянный ключ к православному устроению духовной и общественной жизни русского человека и России, если она преодолеет искушение Западом и обратится к своим истокам, если каждый из нас преодолеет это искушение на индивидуальном уровне и все мы вместе — на братском.