На старообрядном направлении
Из дневника настоятеля
Беседа с председателем поморской общины Хвальковским Петром Николаевичем и описание Поморской моленной на Преображенском кладбище
10 мая 1986 г.
У дверей храма объявление о запрещении входить в неприличном виде, нетрезвом состоянии и что храм Патриархии находится за углом.
Каждого входящего встречают и расспрашивают: кто и откуда. Когда узнали, что я пришел по рекомендации к Петру Николаевичу, то с радостью пропустили. Осведомились: сейчас позвать или после службы?
С купола свешивается огромное паникадило на массивных цепях, с большими восковыми свечами, вставленными по кругу. По сторонам меньшие паникадила, которые крепятся также на потолке. Темные лики икон Царские врата заставлены, как бы запечатаны. Перед ними иконы с подсвещниками, как бы вставлены в ниши. Лампады и свечи перед иконами, расположеными на втором и третьем ярусе, крепятся на веревках, чтобы можно было их спускать, зажигать и гасить. На крылосе два хора: слева - женский, справа - мужской. Молящиеся стоят ровными рядами: слева - женщины, справа - мужчины. Мужчины одеты в кафтаны до пят, сшитые в виде подрясника, а женщины - в длинные юбки и широкие платки, закрывающие плечи. Женщины, поющие на крылосе, все одеты в белые шелковые платки с кистями. Преобладающий возраст: средний - у мужчин и чуть выше среднего - у женщин.
Крестятся все одновременно, а перед земными поклонами всем раздают специально для этой цели сшитые коврики (подручники). Служба идет несколько часов без перерыва. Тем, кому нужно по необходимости выйти, покидают ряд, перед этим перекрестившись и помолившись перед иконами, поклонившись другим. То же самое, когда возвращаются. Тарелку обносят только один раз в конце службы, жертвуют значительные суммы. По окончании богослужения молятся поименно за всех именинников, причем те земно кланяются, и о болящих. Призывал к молитве Петр Николаевич. Народ, покидая храм, со всеми раскланивается, немного разговаривают, всё чинно, благообразно. Даже с новыми людьми разговаривают, расспрашивают, желают всех благ.
Петр Николаевич - высокий, сухой, лет 70-ти человек, с необычайно живыми, по-детски добрыми глазами, усадил меня на правом крылосе на скамейку, и мы начали разговор. Я достал альбом с фотографиями Данилова монастыря и начал рассказывать о строительстве, Богослужении и т. д. Сейчас же вокруг нас собрались люди и посыпались вопросы. В основном интересовались старообрядными моментами в жизни монастыря.
Супруга Петра Николаевича, дородная женщина в белом платке, лет 60-ти, указывая на фотографии, на платы в иконостасе Покровской церкви, говорила: "Наша сестра вышивала". Петр Николаевич сказал, что добровольно приходили работать в монастырь и старообрядцы из их прихода.
Петр Николаевич - интеллигентный начитанный человек, на войне был офицером. После службы читал слово о свт. Иоанне Златоусте (день был его памяти).
Запомнилось повествование о трясении гроба царицы до тех пор, пока не были перенесены в столицу мощи святителя. Попросил его высказать свое мнение по поводу моих предложений о шагах по устранению средостений между нами. На вопросы отвечал со знанием:
1. О снятии клятв на Соборе 1971 года:
"Да, это сыграло положительную роль в наших отношениях. Я лично знаком с патриархом Пименом, получаю от него поздравления и приглашения на официальные приемы. Патриарх Пимен не виноват в преступлениях патриарха Никона". Очень хорошо отзывался о митро-полите Никодиме.
В начале Великого Поста в дореволюционное время, произносились проклятия на старые обряды.
Кратко рассказал историю старообрядчества, особенно отметив мученическую смерть протопопа Аввакума, и что он - последний священник. Священство на Рогожском кладбище не признает, так как оно "взято у никониан". Нашу же иерархию считает непрерывной, о признании ответил уклончиво. Говорил о гонениях, о самосожжениях, особенно при Петре I.
Об истории Церкви в послереволюционный период говорить не стал, но сказал о большом числе мучеников, однако для канонизации их, нужен Собор.
Во время войны с ним был такой случай, когда в газике от разрыва бомбы все погибли вокруг него, а его даже не задело.
Приглашение посетить Даниловский монастырь принял, но сейчас не может приехать, так как скользко, обещал приехать весной. Супруга все время торопила его.
2. Согласен и не возражает против предложения о допущении представителей Патриархии в качестве наблюдателей на их Соборы и против присутствия их представителей в том же качестве на Соборах Русской Православной Церкви.
3. По поводу совместного общения есть два мнения: одни - за, другие - против. Я - против.
4. По поводу выражения сожаления за гонения. Считает, что этот пункт надо усилить. Необходимо выразить не сожаление, а покаяние, и осудить не гонения, а физическое истребление.
5. Насчет диалога и комиссии по диалогу выразил сомнение: "У нас канонические расхождения", хотя потом признал, что есть много вопросов, которые такая комиссия могла бы решать.
6. Приветствовал двуперстное крестное знамение и Богослужение по старым книгам в среде нашей Церкви, говоря, что это единственно истинное, правильное сложение перстов.
7. Рад, что у нас происходит возрождение древнерусского благочестия в иконописи и пении.
8. По поводу паломничества к общим для нас святыням выразил удовлетворение.
Настойчиво расспрашивал, кого я представляю, и на каком уровне находится обсуждение.
Можно было ещё много написать о тех личностях в мире старообрядчества, которые мне встретились на моём жизненном пути. Это И.И. Егоров и И.И. Никитин – покойные руководители безпоповцев Прибалтики в советское время. Покойный глава Новозыбковской архиепископии владыка Геннадий («я тебя давно заприметил» - говорил он мне) и нынешний патриарх Древлеправославной Церкви Александр (Калинин), с которым я постоянно общался во время обучения в Московских духовных школах и многие, многие другие.
Везде, где я бывал, обязательно посещал старообрядческие храмы. Так было в Петербурге, Киеве и Кишинёве, в Костромской и Черновицкой областях (Белая Криница), Барнауле, Новосибирске и во многих других местах. Как правило, всё проходило мирно. Единственный, пожалуй, инцидент был только в этом году, когда я с группой членов общины побывал в Боровске.
Целью нашей поездки было посещение Музея старообрядчества и поклонение мощам прп. Пафнутия. Директор музея Осипов В. И. предложил нам экскурсию по городу. В процессе экскурсии экскурсовод говорит: «Давайте мы не будем посещать старообрядческую часовню на месте гибели боярыни Морозовой». Я: «На том месте мы бывали раньше, сейчас не планировали, а что?». Она: «Я сказала старообрядческим инокиням, что Вы с прихожанами приезжаете, а они сказали, что категорически против Вашего прихода сюда». Я пожал плечами. И вот, завершая экскурсию, мы оказались неподалеку от часовни, и я попросил экскурсовода подвести нас к часовне и немного рассказать. Мы остановились на значительном расстоянии от часовни. Она была справа от нас, слева - двухэтажное здание суда (говорят, что на том месте, где была яма, в которой закончила свой земной путь боярыня Морозова, находится камера для обвиняемых, доставляемых на суд). Прослушав рассказ экскурсовода, я говорю своим спутникам: «Ну, все, делаем три поклона на часовню и - в автобус».
Как только мы сделали три поклона и начали двигаться, как вдруг, по-видимому, из окон второго этажа здания напротив (судя по всему, за нами наблюдали из щелей забитых досками оконных проемов) раздался крик, нет скорее рык или рев: «е-ре-ти-ки, уходите отсюда!» Наши сначала оторопели от неожиданности, а потом стали ускорять шаг, а я их останавливаю, говоря: «Не надо быстро уходить, постойте пару минут, а то будет впечатление бегства». Постояв немного, мы двинулись вперед. Шофер еще рассказывал, что он, проходя позже, видел, что на месте, где мы стояли, две инокини что-то читали, стоя лицом к часовне (молитвы от скверны?).
Вот такой случай.… Все, кому из знакомых старообрядцев, я про него рассказывал, чувствовали себя неловко. Были даже принесены извинения на самом высоком уровне. Уж не знаю чего больше в такой реакции инокинь - ревности по вере или элементарного… Воображение рисовало искаженный от злобы лик инокини, кричавшей нам. Как-то все это плохо увязывалось с тем, какими мы знали этих инокинь, когда они были еще в РПЦ, насельницами Белопесоцкого монастыря в Московской области.
Два слова о единоверцах. С ними оказалось общаться сложнее. В этом для меня была неожиданность. Моя активность быстро натолкнулась на подозрительность и враждебность со стороны некоторых из них. Особенно это проявилось в 2000 году во время празднования 200-летия единоверия, когда витал в воздухе вопрос о рукоположении единоверческого епископа.
Впрочем, с крупнейшим единоверческим приходом в селе Михайловская Слобода в Подмосковье отношения сложились неплохие, даже дружеские. Дружба с его настоятелем о. Иринархом уходит корнями в 70-годы, когда я еще был студентом пединститута. О. Иринарх (тогда Игорь) был очень энергичным головщиком (регентом) Никольской единоверческой церкви на Рогожском кладбище. Было умилительно смотреть, как этот юноша строго и в то же время почтительно относился к своим пожилым крылошанам. Среди них была раба Божия Евдокия – келейница последней игумении Всехсвятского единоверческого монастыря, Алексей Михайлович - племянник единоверческого епископа Симона (Шлеева). Как-то в конце 80-х, по пути в Коломну с детьми воскресной школы Данилова монастыря, мы остановились у Михаило-Архангельского храма в с. Михайловская Слобода. Тогда в церкви был архив. В беседе с местными жителями подсказал им написать ходатайство в Московское епархиальное управление об открытии храма. Через некоторое время остатки единоверческой паствы вместе с Игорем перешли в этот храм. Когда Игорь принял монашеский постриг и был рукоположен в сан, он очень активно взялся за восстановление храма. Не было года, чтобы я не приезжал бы сюда с прихожанами по нескольку раз. Каждая поездка что-то давала, открывала ранее неизвестное. Особенно впечатляли крестные ходы в неделю жен–мироносиц, которые начинались после Литургии и заканчивались поздним вечером.
Общался я также со старопоморским наставником Александром Хрычовым из Казани. Кроме Берсеневки, службы по старому обряду я совершал у мощей преподобного Сергия в Троице–Сергиевой Лавре и преподобного Иосифа в Иосифо–Волоцком монастыре, трижды в Смоленске – у иконы Одигитрии в кафедральном соборе и в Петропавловском храме у вокзала, кроме того, в Калининграде в Спасском кафедральном соборе, в Троицкой церкви в Хорошево (храм ОВЦС), в Высоко-Петровском монастыре, у стен Пафнутьево-Боровского монастыря, в Польше в Войновском монастыре, у себя на малой Родине в г. Алчевске Луганской области и в других местах.
Из архиереев Новозыбковской архиепископии мне больше всего запомнился епископ Флавиан. Как-то пригласил я его в Данилов монастырь. Дело было в апреле 1985 года. Показал ему детально монастырь, особенно Покровскую церковь. Он все крестился и говорил: "Спаси Христос". Понравились росписи и то, что по-древнему поем и используем восковые свечи. "Я без образования,- говорил он,- 10 месяцев был диаконом, 2 года священником и вот второй год епископом".Уговорил владыку Флавиана пойти к наместнику монастыря, он не хотел. Был на приеме полчаса. "Скромный очень и благочестивый, мужиковатый, не похож на епископа", - мнение наместника.Наместник после Богослужения на трапезе: "Брат Борис (так звали меня в рясофоре), как у нас оказался старообрядческий епископ, ты его знаешь?"
Епископ Флавиан: "Я удивляюсь нашим старообрядцам, которые не имеют священства, таинств, как можно без них спастись?!" (речь о безпоповцах).
