На старообрядном направлении
Из дневника настоятеля
Посещение старообрядческого епископа Флавиана в Кожном институте
10 июня 1987 г.
В палате его не оказалось, но его соседи, мусульмане, как только меня увидели, сразу поняли, к кому я и показали мне место, где он обычно гуляет, вернее, сидит на воздухе. Епископа я нашел во дворе, около гаража. Он сидел на стульчике, положив больную ногу на деревянный ящик. Его можно было сразу узнать по внешнему виду: длинная борода и заправленные за воротник длинные волосы. Одет он был в больничную пижаму, на голове шляпа.
Я передал ему поклон и передачу, сказал о записке. Записку он развернул, но читать не смог: "Мне в четыре раза увеличивают очки, пока не могу читать, прочтите, пожалуйста". Я прочитал записку. Он поблагодарил и начал расспрашивать меня. Я рассказал о Даниловом монастыре, о смене наместника, и выразил мнение, что к этому приложили руку власти... Епископ Флавиан сочувственно выслушал мой рассказ и, в свою очередь, поведал о своих трудностях в отношении с власть предержащими.
Уполномоченный по Москве, а фактически по всей России, Плеханов, решил сменить у них церковного старосту и рекомендовал назначить женщину. Он не благословлял, так как это беззаконие, да и не положено по канонам женщине быть старостой (по памяти назвал Собор и правило). Плеханов, однако, связался с архиепископом Геннадием и тот уговорил его благословить... «Постоянно вызывают меня для разговора, а мне трудно ходить, да и служу я с больной ногой один. Староста доложила в Совет по делам религии что читаю поучения, где, в частности, говорится о воспитании детей. Вызвали меня Плеханов и Малиновский и запретили говорить проповеди. Когда я сказал, что это не проповеди, а поучения и что до меня батюшка постоянно их читал, Плеханов довольно грубо сказал: «У Вас есть Евангелие и проповедуйте его, а других вопросов во время проповеди не касайтесь». На что мне пришлось им сказать, что есть соборное правило, где говорится, что если епископ не проповедует, да будет извержен...
Служить мне становится все труднее из-за зрения и ноги, но лечиться не имею возможности, так как я один на весь храм, других священников ставить не дают. Плеханов говорил нашим: «Уберите его и можете ставить хоть десять священников».
Далее владыка рассказал о том, как во время его работы плотником у него загноилась ни с того, ни с сего рука... Его положили в больницу, где лечение никак не помогало. Предложили даже ампутировать руку. Он не соглашался, ссылаясь на то, что нечем будет работать. Врач предложил, или резать, или выписываться. Тогда в основном все вопросы в медицине решали ножом. «Я выписался. Приехал домой, помолился и Господь вразумил меня. Я распарил в ванной руку, завязал ее платком шерстяным и лег спать. Утром проснулся, все прошло, даже и следа не осталось.
Сейчас дали одного священника из Вологды (не знаю, надолго ли), поэтому я смог лечь в больницу... Долго я здесь не задержусь, буду лечиться амбулаторно.
Финансы и староста (мужчина) по канонам должны быть в ведении епископа, а не властей. Иначе мы отдадим кесарю то, что принадлежит Богу».
На мою информацию о предстоящем Соборе РПЦ, где, по всей видимости, будет стоять вопрос о старообрядцах, не показал никакой реакции. Было видно, что эти вопросы его не занимают. О единоверцах - "Они же ваши!», об объединении - "А зачем?", об обучении у нас старообрядцев - "Надо посмотреть, чему еще там учат в ваших академиях и семинариях!?". О паломничестве к общим святым местам отозвался положительно. Комиссией из старообрядцев и православных не заинтересовался. «Хорошо, что православным разрешили креститься двумя перстами - так крестился Сам Христос».
Выразил сожаление в связи с распущенностью и отдаленностью молодежи от духовности. Согласился, что главное воспитание молодежь должна получать в семье.
О себе сказал, что больше любит уединение и молитву... "Я поставлен по необходимости епископом, тогда так нужно было».
На мою информацию о старообрядцах за границей ответил, что к ним приезжал старообрядческий диакон из Америки, а других контактов у них нет. Даже со своими старообрядцами контакты ограничены. Не знает никого на Преображенском кладбище, в частности Хвальковского.
Рассказал, что в Индии в джунглях нашли пять старообрядческих общин, которые не имели никакого контакта с цивилизацией. Да и у нас в России их много.
Выразил сожаление, что снова придется долго ходить по светским учреждениям по вызовам.Сейчас должен придти сын, будет с ним писать письма. Выразил желание послушать интервью со старообрядческим диаконом из Америки, записанное на магнитофоне, просил принести ЖМП, в котором приводятся новые юридические нормы, позволяющие привлекать детей к участию в Богослужениях.
Несколько раз выражал сожаление, что он сидит, а мне приходится стоять. Запомнилась его детская светлая улыбка и ясные, без лукавства, глаза. Много рассказал о своей жизни до того, как стал епископом. Как после войны начал задумываться о своей жизни, стал посещать храмы Патриархии, потом как-то зашел в старообрядческий храм. Там его расспросили, как и где он крещен. После его рассказа ему сказали, что его не полностью крестили и нужно совершить таинство до конца. Он согласился. После крещения его сразу поставили на крылос. Однажды он поехал на родину и зашел в старообрядческий храм в Новозыбкове. Его спросили, откуда он и какой веры. После расспросов ему сказали, что он не той веры, что он австриец и что ему надо переходить к ним, к беглопоповцам. Тогда он решил перейти.
Работал столяром, к работе относился хорошо и его еще до обращения к вере приняли в партию. После обращения он пришел в партбюро и рассказал о том, что стал верующим и что теперь не может состоять в партии. Ему на это ответили, чтобы он не думал выходить из партии... На душе у него было неспокойно, ему постоянно казалось, что он живет двойной жизнью. И вот он решился на такой поступок. Пришел к секретарю и сказал: "По уставу положено, что кто не платит взносы, того автоматически исключают из партии, так что я отказываюсь платить взносы". Проходят пять месяцев, и вот он встречает секретаря партбюро и спрашивает: "Ну, как, можно считать, что я выбыл из партии?» На что секретарь ответил: "Нет, ведь я за тебя плачу взносы". После неоднократных заявлений на собраниях, его вызвал инструктор райкома и сказал: "Что ты все кричишь о вере, у нас верить никому не запрещено, ходи в церковь, пожалуйста, и будь членом партии". Однако он не мог пойти на такой компромисс с совестью, и тогда его официально пригласили на бюро райкома и после расспросов сказали: "Клади партбилет на стол..."
